КОРРЕСПОНДЕНТ: Сейчас ходит много споров вокруг повреждения обшивки «Союза». Одна из версий – что изнутри могли повредить корпус. Об этом Рогозин говорил ранее, что якобы был найден ответственный за это на земле. По вашему мнению, как вам кажется, вероятность какой версии больше?

М. СУРАЕВ: Я не знаю. Я вообще хотел бы надеяться, что это было где-то на производстве, потому что если это сделано экипажем, то это большая беда. Это значит что-то не всё в порядке, значит прямо совсем всё нехорошо. Потому что вы представляете: если сверлить дырку в космосе – это рубить сук, на котором сидишь. Если специально делать негерметичность, это значит, что очень большие проблемы в головах у экипажа.

КОРРЕСПОНДЕНТ: А есть такой инструмент вообще на борту, которым можно сверлить?

М. СУРАЕВ: Да, конечно. Там всё есть. И свёрла есть, и электрические дрели, и ручные дрели. Потому что там проводится большой комплекс модернизации и ремонтно-восстановительных работ. Всё необходимое, конечно, есть. Дырку-то просверлить можно. Но у меня просто в голове не укладывается. Рисковать жизнью (ладно – своей) пяти человек, делая такие вещи – это, конечно… Я не знаю. Потому что в принципе у нас была серьёзная хорошая мощная система, которая называлась психологический отбор космонавтов, совместимость космонавтов, совместимость экипажа. Конечно, она сейчас существует, но это совершенно не то, что было в Советском Союзе. И той же самой психологической устойчивости уделялось очень большое внимание.

Поэтому это тоже очень плохо. Знаете, я сейчас обвинять абсолютно никого не хочу. Пускай комиссия полностью доработает и сделает какие-то официальные выводы. Но если это произошло на земле, это тоже очень плохо. Потому что на самом деле я был на производстве. Это такой сложный технологический процесс. И там постоянно идёт контроль. Даже если ты где-то случайно дырку эту просверлил, где-то ты нарушил… но если соблюдать полностью технологию, у тебя просто нету шансов и нету возможности, знаете, пронести клей, всё это дело заклеить, всё это дело утаить, чтобы всё это осталось незамеченным. При правильном соблюдении технологии такой возможности нету. Там, знаете, поставил прибор, соединил штекер, что-то сделал – ты идёшь и пишешь, отмечаешь всё это в журнале, и это всё контролируется другими людьми. Если произошёл сбой на земле, значит, мы потеряли какие-то цепочки именно в технологиях.

А если это произошло уже наверху и это по вине экипажа, то у меня слов не хватает и у меня в голове это не укладывается, как можно было так сделать, как можно было подвергнуть реальному риску жизни людей, как можно было это сделать, понимая, что у тебя будет уходить атмосфера и всё это может закончиться фатально. Сверлить дыру – это как в полёте пилить крыло самолёту, заведомо зная, что это всё может очень плачевно закончиться. Поэтому давайте мы подождём выводы комиссии. Конечно, это всё очень плохо. Это вообще первый раз в истории. Посмотрим, какие дальше официальные выводы.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Максим Викторович, а вот есть на борту камеры, по которым возможно отследить такие действия? Допустим, если кто-то сверлил, то это можно увидеть на записи.

М. СУРАЕВ: Там не во всех местах. В корабле, конечно, камер нету. Они включаются на определенных этапах. Включаются на выведении, включаются на перестыковках, включаются на спуске. Есть онлайн-камеры, которые есть на американском сегменте и ты можешь в реальном времени, если они подключены, всё посмотреть. Но, опять же, всё зависит от экипажа. Есть экипажи, которые говорят 24 часа 7 дней в неделю «добро пожаловать на борт» и онлайн-камеры, если есть связь, постоянно включены. Но это только на американском сегменте. Не на российском. Есть экипажи, которые говорят: «Ребята, проблем нету. Давайте с 9 часов утра и до 8 часов вечера – пожалуйста, не спрашивая нас, включайте и смотрите, что мы делаем. Но когда мы спим, давайте их выключать».

На российском сегменте таких камер нету. Тем более – на корабле. То есть корабль – это отдельная история. И вообще на самом деле, допустим, когда я прилетал, первый раз был командиром и второй раз, у меня были жёсткие условия. То есть мы прилетели, это мой корабль. И это на всякий случай спасательное средство. То есть в мой корабль могу зайти только я и может зайти только мой бортинженер, которому я доверяю. И в первом, и во втором полёте у меня был американец. Но только с их разрешения и под их сопровождением. Потому что вы же прекрасно понимаете: какой-то человек с другого корабля может залететь, может что-то ногой спихнуть, может какие-то переключатели случайно поставить не в то положение, может что-то нарушить именно в корабле. И потом, если будет аварийная ситуация, я прилетаю в корабль и не понимаю, в каком он состоянии, то будет намного сложнее оперативно эвакуироваться оттуда. Поэтому, допустим, у меня стоял жёсткий запрет: только с нашего разрешения и только в сопровождении. А как там поставили командиры первого и второго «Союзов», как у них там дела, я не знаю. Можно к ним залетать, нельзя к ним залетать – это уже их решение. Но у меня было так.

КОРРЕСПОНДЕНТ: То есть, как я с ваших слов понял, из этих двух в равной степени невероятных версий всё-таки вам кажется, что на земле?

М. СУРАЕВ: Я бы хотел думать, что это на земле, что это, может быть, неопытность, что это, может быть, нарушение технологий, что это, может быть, действительно случайная оплошность. Причём, вы видели фотографии. Там видно, что скользило сверло и оставило отпечатки. Потом всё-таки дырку эту проковыряли. Причём, там сначала стоит силовая конструкция, её пробили, потом обшивку пробили, замазали обшивку. Я хотел бы, потому что я и принадлежал, и принадлежу к когорте космонавтов. Я бы, конечно, хотел думать, что у нас в семье таких совсем уродов нету.

КОРРЕСПОНДЕНТ: То есть версия диверсии вам кажется несостоятельной?

М. СУРАЕВ: Ну, как это? Это уже похоже на самоубийство. Это похоже на тех, кто вешают на себя бомбы, ходят и взрывают. Это то же самое в моём понимании. То есть сверлить дыру, понимая, что у тебя снаружи вакуум, что единственное место, где ты можешь выжить и сохранить атмосферу и условия для жизнедеятельности человека – это внутри станции, и сверлить дырку, чтобы эти условия нарушились… Вот эта версия у меня в голову не лезет. Может быть. Но я не знаю. Это надо данные комиссии смотреть. Может быть. Потому что дырка была маленькая. И в принципе утечку можно было компенсировать, можно было какие-то предпринять меры, наддувать воздуха. Может быть, реально кому-то шибко сильно надоело там летать и он захотел досрочного спуска. То есть вы понимаете. Дырку просверлили. Если к ней не подступиться либо не нашли или что-то, был бы, конечно, не аварийный спуск, но был бы досрочный спуск экипажа. То есть он бы не летал столько времени, сколько ему было положено, а просто в срочном порядке бы отстыковывался и возвращался на землю. Я не исключаю такого, что, может быть, там слишком психологически тяжело и, может быть, какой-то конфликт. Может быть, просто кому-то уже совсем плохо и надоело, что они высверлили эту дырку и хотели пораньше вернуться домой. Я тоже этого не исключаю. Но в любом раскладе это у меня просто в голову не лезет.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Спасибо вам большое за подробный рассказ. Всего доброго. До свидания.