Е.ВОЛГИНА: 15 часов 6 минут в столице.      Радиостанция «Говорит Москва», 94,8. У микрофона Евгения Волгина. Всем здравствуйте. Программа «Умные парни». К нам пришёл Борис Чернышов — зампред Государственной думы, партия ЛДПР. Здравствуйте, Борис Александрович.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Здравствуйте, здравствуйте. Сегодня знаковый день.

Е.ВОЛГИНА: Да. Как и любой другой в последнее время.

7373-94-8 — телефон, СМС +7-925-8888-94-8, Telegram для ваших сообщений govoritmsk_bot, смотреть нас можно в YouTube-канале «Говорит Москва», стрим там начался, Telegram-канал radiogovoritmsk (латиницей, в одно слово), и наша официальная группа «ВКонтакте» — пожалуйста, там можно.

Давайте по свежему пойдём. Это указ президента о… там сложные формулировки. Есть «О мерах, осуществляемых в субъектах Российской Федерации в связи с указом президента Российской Федерации от 19 октября», «Указ о введении военного положения на территории ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областей», «Перечень поручений по вопросам оказания поддержки гражданам, которые призваны на военную службу и членам их семей», ещё «Поручение по вопросам обеспечения потребностей, возникающих в ходе проведения специальной военной операции».

Сложные законодательные формулировки, но в целом коротко мы это уже со слушателями обсудили сразу же после Совета безопасности. И многих, кстати, напугала формулировка «территориальная оборона». У людей возникла ассоциация с той теробороной, которая действовала и действует на территории Украины: что, условно, подвозят грузовик, из грузовика вытаскивают, выходит человек, раздаёт автоматы всем кому ни попадя. И даже наш слушатель один написал, что «это значит, мы готовимся, что враг может захватить наши территории», и так далее и тому подобное.

С вашей точки зрения, почему возникает вот эта тревожность на такие сложные формулировки?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Первое: без паники. Не надо паниковать. Не надо делать акценты, которые для самих себя, что какие-то у нас аналогии с ситуацией на Украине. Никаких аналогий нет. Всё заранее отработано в республиках уже не первый год — я про ДНР и ЛНР. По большому счёту, давайте чётко следовать логике. Были независимые государства — ДНР, ЛНР, Запорожская и Херсонская области. В них было объявлено военное положение теми властями, которые считались суверенными на территориях этих государств. Сейчас эти субъекты стали частью нашей страны, России. И мы должны, по большому счёту, не изменив статус происходящего, привести всё к единому общему знаменателю, поэтому и вводится это военное положение.

Теперь по поводу тех войск, армии территориальной обороны: она и так осуществлялась там все эти годы. И так все формулировки, все воинские формирования были готовы, всё это работало. Всё приводится в соответствие. Это первый момент.

Второй момент. Президент, верховный главнокомандующий Владимир Путин очень чётко, как и вся система госуправления, слышит все те события, которые происходят: неукомплектованность, недостача, при мобилизации не отработаны все моменты. И здесь государство выступает в качестве организатора. Ведь вся эта сетка была уже апробирована во время ковида. Когда правительство во главе с председателем правительства Мишустиным организовывало всю необходимую техническую, организационную структуру для помощи тем людям, которые были закреплены в борьбе с ковидом, теми, кто болел. Всё это было выстроено: и система госпиталей, и система экономики, — всё было заточено под эту историю.

Сейчас так же переформатирование идёт под системы военного времени, под нужды военного времени. Безусловно, в правительстве будут больше работать с такими концернами как «Калашников» в республике Удмуртия, и соответственно там подходить.

Е.ВОЛГИНА: Ну, всеми остальными оружейными предприятиями.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Я к примеру говорю, чтоб понимали. А регионы все посредством комиссии Государственного совета через управление, которое было отлажено во время ковида, будет координировать эта комиссия Госсовета под руководством Сергея Семёновича Собянина, мэра Москвы.

Е.ВОЛГИНА: Но тут в одном указе президента как раз говорится, что в ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областях создадут штабы территориальной обороны, на территории региона вводят максимальный уровень реагирования. Понятно. Но тут обращают внимание ещё на пункт… тут несколько документов на сайте Кремля опубликовано.

Иными словами, людей беспокоит следующее: это всё касается территорий новых и, наверное, в какой-то степени приграничных или в какой-то момент нужно говорить о том, что это касается теперь всей страны? Ведь долгое время, на протяжении последних восьми месяцев, у нас было принято считать, что СВО — оно где-то там, а здесь максимальная задача сохранить подобие той жизни, которая была до 24 февраля.

Б.ЧЕРНЫШОВ: ДНР, ЛНР, Запорожская и Херсонская области — это части нашей страны. Всё. Это касается всех нас, но в разного рода степени. Безусловно, действия идут там, на этих территориях. Но мы видели теракт Крымский мост. Мы видели события, которые проходят и происходят в Белгородской области. Именно поэтому на губернаторов регионов, глав субъектов Российской Федерации, налагается дополнительная ответственность, и даются им дополнительные полномочия в сфере координации работы, в том числе и силовым блоком. Всё это будет теперь происходить в чёткой координации и на региональном уровне, и на уровне Государственного совета, на уровне комиссии Государственного совета.

Поэтому ничего, что не отработано, нет ни на йоту. Тоже сначала, помните, как начинал распространяться коронавирус? Какие-то отдельные решения отдельных субъектов. Был положительный опыт, был отрицательный опыт. Но потом, когда системно стали подходить — время на развёртывание коек…

Е.ВОЛГИНА: Вертикаль появилась, да.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да. Всё это стало намного, в разы эффективней. Поэтому, соответственно, и результат бы позитивный, крайне позитивный для страны нашей в целом.

Поэтому и здесь мы понимаем, что в бирюльки никто не играется, что на любое действие должна быть соответствующая реакция. Когда обстреливают Курскую область, когда обстреливают Белгородскую область. И здесь эта соответствующая реакция будет дана.

Е.ВОЛГИНА: Наш слушатель говорит, что подобная тероборона была ещё во времена Великой Отечественной войны. Вспоминает, эти люди вместе с войсками милиции в прифронтовых городах выявляли и уничтожали диверсантов и корректировщиков, и другая помощь армии, говорит Котофей. В общем, ничего нового не придумано, всё это в законах уже было.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Конечно.

Е.ВОЛГИНА: Но только другое дело, что… скажем так, говорит ли это о неэффективности, может быть, работы средств массовой информации или вообще информационного поля внутри Российской Федерации, если говорим «тероборона», подразумеваем «как на Украине», говорим ещё что-то, подразумеваем «а вот они там так делают, и поэтому это значит, что сейчас сдадим один регион, потом ещё какой-нибудь другой регион, и оружие будут раздавать, и будет полный хаос»?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Хаоса не будет. Для этого и создана организационная структура. Тероборона в этих регионах понятно из кого будет формироваться: во-первых, это сотрудники бывшей народной милиции Донецка, Луганска.

Е.ВОЛГИНА: Силовиков, в общем.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да, это те силовики, которые обладают уже этим опытом. Они знают, что делать в экстренной ситуации.

У общества было два запроса, по большому счёту. Запрос на честную, правдивую информацию — вчера мы её получили от нашего генерала.

Е.ВОЛГИНА: От Суровикина.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да, конечно.

Е.ВОЛГИНА: А до этого была какая — неправдивая, что ли?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Нет, имеется в виду, честная, с холодной логикой нам сказали, объяснили дальнейшую последовательность действий.

И второй момент: участие профессионалов в этой деятельности. Сейчас сформированные структуры позволят отсечь все эти неточности, все перехлёсты. Потому что, опять же, поначалу из-за какого-то… где-то неразберихи, где-то перегибов на местах, это не могло. Сейчас регионы получили этот опыт, как в начале ковида. Поэтому двигаемся дальше, методично работаем, исходя из тех рекомендаций, которые будут для органов власти, и внимательно работаем по тем документам, которые сегодня обнародовал в своих указах президент Российской Федерации.

Е.ВОЛГИНА: Более того, как кажется, это как раз реакция на тот запрос, который присутствовал. Потому что вы помните те многочисленные обсуждения «а почему этот идёт в эту сторону, надо же сделать так вот», «а почему здесь рассогласование», «а почему то каких-то трусов на складе нет, то бронежилетов, а как это всё». А кто-то говорит, что чем хуже, тем лучше, кто-то пытается скрыть. А здесь в итоге единая какая-то иерархия выстроилась.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Это первое. И второе, самое важное: президент всё сказал. Ориентируемся на президента. Президент поставил ответственного во главе этого координационного центра, назначил председателя Кабинета министров Мишустина. Президент обозначил задачи для тыла, которые должны обеспечить всем необходимым нашу армию. И обязательно и для Минфина, и для всех органов власти — по обеспечению семей и самих военнослужащих, 195 тыс. рублей.

Всё это обозначено. То есть те вопросы, которые были самые яркие, самые правильные у общества, он на них ответил. Он взял опять на себя всю ответственность.

Е.ВОЛГИНА: Теперь к вашему непосредственному профилю обратимся.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да, давайте.

Е.ВОЛГИНА: Это образование, воспитание, история и прочее. Смотрите. Утверждён приказ Минобрнауки об увеличении времени изучения истории России в вузах. Теперь «вне зависимости от специализации студенты будут изучать предмет 144 академических часа. Приказ вступает в силу 1 сентября. Повышенное внимание к изучению истории России в вузах позволит противодействовать фальсификации истории в любых её проявлениях».

Это, честно говоря, мне кажется, поправьте меня, если я не права, странная история: «давайте изучать больше, и всем одинаковое количество часов, и тогда не будет фальсификации». Так как бы количество часов и риск фальсификации не зависит от того, сколько истории будут изучать. Вопрос, как её будут изучать и, соответственно, какой отклик у студентов это найдёт.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Две важные вещи, о которых вы сказали: как и какой отклик. Отклика не было никакого. Объясню, почему: потому что никто не работал со студентами. Вузы провалили деятельность за долгие годы по работе со студентами. В части воспитания, в части исторического просвещения. Это всё не делалось. Причём хуже было в гуманитарных университетах, чем в технических. Вы знаете, кто один из операторов этой всей программы? МФТИ и МИФИ. Они со своей школой подготовили нормальный подход ко всем студентам для того, чтобы это всё изучалось.

Сегодня в системе образования два направления в этой деятельность. Это уроки именно основы российской государственности — по сути, это история, о которой вы говорите. А вторая — это цикл лекций «Без срока давности». У нас действительно система, при которой в школе изучают Великую Отечественную войну очень-очень маленькое количество часов, она не подходит. Кто-то не знает её вообще, и выходит со школьной скамьи, не получая необходимого количества исторических данных, исторического просвещения.

Это важно не для того, чтобы, не знаю, они сидели, и в них вкачивали какие-то фамилии, даты, и бездумно ещё.

Е.ВОЛГИНА: Понимаете, здесь, Борис Александрович, можно хоть 244 часа ввести, но смущает одно. Во-первых, роль преподавателя истории. А это, получается, уже политический предмет, как бы мы к этому ни относились. В школе и в университете часов становится больше. Вопрос, как преподаватель будет преподносить именно этот предмет: он будет скучно зачитывать по методичке, которую спустили из Минобрнауки, а там предварительно согласовали со всеми, и говорить, что «здесь не место для дискуссий, только так было, иначе получишь двойку и кол в зачёте», или же функция преподавателя сейчас не бубнить себе под нос параграф, а «завтра проверю», а быть неким проводником и даже навигатором во всём этом многообразии мнений по поводу исторических событий.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Абсолютно так. Рассказываю два примера, два университета.

Е.ВОЛГИНА: Давайте.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Первый. Донской государственный технический университет, ДГТУ, там ректор Месхи, очень хороший ректор. Они всю свою патриотическую воспитательную работу выстроили сейчас в Ростовской области на двух столпах. Первый столп — это непосредственное участие в том, что происходит сегодня. Огромное количество студентов-волонтёров, которые не словом, а делом помогают ребятам с Донбасса, включены в программы, связанные с подготовкой педагогических кадров. И они приезжают туда, видят, что происходит, постоянно вовлечены в деятельность эту, и они преподают историю — и новейшую, и историю Великой Отечественной войны, — сами прочувствовав это. Это очень хорошо.

Вообще этому ректору нужно, во-первых, памятник поставить, а другое — дать ему госнаграду за то, что он постоянно подключает и себя, и всех. Один пример вам скажу. Вы правильно говорите, что история не только сегодня, она всегда была таким политическим предметом. Здесь, что называется…

Е.ВОЛГИНА: Потому что историю победители пишут только, больше никто её не пишет.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Историю пишут победители. Не надо даже как-то об этом так думать, это правда. И когда этот университет выстраивает для всей области, для школьников, для тех, кто приезжает с Донбасса, всю систему подготовки заботы о них, мы другой формат, вообще ощущение себя как гражданина, у студентов видим. Это супер.

Или есть Российский государственный гуманитарный университет.

Е.ВОЛГИНА: И что там?

Б.ЧЕРНЫШОВ: А там ничего нет. Благодаря работе его ректора, благодаря работе вообще преподавателей Российского государственного гуманитарного… не всех, есть прекрасные, достойные люди. Но есть такие люди как директор Института лингвистики Игорь Исаев, который уволился, не приняв ни спецоперацию, ни в момент, когда университет поддержал президента Российской Федерации, подписав документ…

Е.ВОЛГИНА: Так уволился, и ладно, бог с ним.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Уволился, а сколько таких осталось? Или когда приехал замечательный наш публицист Николай Стариков, преподаватель Константин Ерусалимский и другие устроили в начале мероприятия скандал, пытались отнять микрофон у выступающего. Человек приехал доложить свою позицию по истории, своё патриотическое видение дать. Почему мы не занимаемся такими университетами? Мне это непонятно.

Е.ВОЛГИНА: А как надо заниматься? Я не очень поняла.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Надо посмотреть, кто работает, и кто долгие годы работал и как воспитывал нашу молодёжь, наших студентов в этих университетах.

Е.ВОЛГИНА: Борис Александрович, ещё раз, смотрите. Я понимаю, что есть какие-то педагоги, которые не согласны с линией партии и уезжают, и бог с ними, что они уезжают.

Проблема… здесь видится два аспекта. Из ваших слов следует, что в высшей школе затесались тайные и явные либералы, и с ними надо каким-то образом бороться, которые не поддерживают…

Б.ЧЕРНЫШОВ: Не про либералов разговор. Разговор про тех, кто транслирует свою дикую идеологию, транслирует всё и настраивает студентов против государства. Здесь вопрос не в направлении — либерал, консерватор, патриот или кто-то ещё. Но тот, кто настроен на то, чтобы расшатать и сломать государство, государство из своих средств, из бюджета вузов, который формируется, по большому счёту, за деньги государства, оплачивает им их работу, а внутривузовское сообщество никак не реагирует. Ректор сидит и молчит.

Е.ВОЛГИНА: А может быть это связано, подождите. На того же самого Старикова люди могут реагировать неоднозначно.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Дискуссии показывайте.

Е.ВОЛГИНА: А вот смотрите, получается, что мы не приемлем и разучились в дискуссию, и поэтому у нас примитивизм появился. Условно, какой-то ультрапатриотический историк, публицист, политолог или же, соответственно, представитель высшей школы, который говорит: «ну её, эту вашу специальную военную операцию, уеду я в Тбилиси».

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да и пусть едет.

Е.ВОЛГИНА: Другого не дано, что ли?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Нет, вопрос в том, что где-то есть формат дискуссии — нет проблем. Есть проблемы, есть ошибки — давайте спорить, давайте о них разговаривать, давайте вместе со студентами. Никто не против, приходите в Государственную думу, будем такую дискуссию устраивать.

А с другой стороны, у нас формат, когда приходит человек со своей позицией, его приглашают в университет, но встают элементы, которые десятилетиями работают, приглашают туда специально подготовленных ими же молодых людей и начинают выкручивать руки, оскорблять, отнимать микрофон. Вот это я не могу понять. Где та система воспитания, на которую миллионами деньги уходили из федерального бюджета?

Е.ВОЛГИНА: То есть вы как раз в этой связи поддерживаете тезис Владимира Мединского, который говорил, что журфак МГУ забит тварями ещё из числа учеников либеральных преподавателей. Мы всё это могли терпеть, вполне это было нормально. У нас свобода, плюрализм процветал 30 лет, только не в военное время. В военное время как-то нехорошо, мне кажется.

То есть Мединский, с одной стороны, говорит, что изначально это было нормально, но сейчас эти люди не должны то ли ничего говорить, то ли как бы… а результат-то.

Б.ЧЕРНЫШОВ: По поводу Мединского и журфака МГУ. Журфак МГУ выпустил огромное количество патриотических наших журналистов. Я не согласен с формулировкой про тварей и про всех историй.

Е.ВОЛГИНА: Причём это говорит человек, который доску Маннергейму когда-то вешал, понимаете.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да, я не согласен с этим. Но я согласен с тем, что есть определённые моменты, когда вуз просто долгое время не замечает, что готовится за счёт государственных средств в противники государства. Вот это мне непонятно.

Е.ВОЛГИНА: А как так получилось?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Это вопрос к управленческой системе в университетах.

Е.ВОЛГИНА: А Мединский сам говорит, что это было нормально, но до военного времени, вот в чём дело. То есть это было нормально, но тогда.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да, я понимаю. Но вот я с таким изложением не согласен.

Е.ВОЛГИНА: Поэтому что удивляться-то?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Я не согласен с тем, когда кто-то выходит и оскорбляет кого-то, я не согласен с тем, что кто-то отнимает у кого-то микрофон. Я за нормальный диалог.

Почему есть студенты, которые настроены на то, чтобы сбежать или, я не знаю, участвовать в каких-то акциях? Потому что с ними вовремя не пришли и не поговорили. Мы делали соответствующие исследования. Просто приходящий студент в тот или иной университет — в основном, это гуманитарное направление — они приходят и ищут ответа на свои вопросы, но никто им конкретно не даёт.

Е.ВОЛГИНА: Потому что не умеют разговаривать с ними?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Потому что не было долгое время у государства запроса на работу с этой молодёжью.

Е.ВОЛГИНА: Не поняла.

Б.ЧЕРНЫШОВ: И сейчас мне очень нравится, что пришли люди, которым не всё равно. Я смотрю на коллег из министерства образования и Высшей школы науки и высшего образования — совершенно другой подход начался. Ряд заместителей министров совершенно по-другому смотрят.

Знаете, когда долгое время управленец из сферы образования не мог себе позволить поднять пятую точку и начать звонить, говорить с ректорами на нормальном языке — это ошибка, это преступление. Ну, условно это было выше его достоинства — позвонить и объяснить политику так или иначе государства или то, что нужно.

Е.ВОЛГИНА: Потому что каждый университет — это сама по себе неприступная крепость. Любой университет сейчас.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Не надо, это всё подведомственные учреждения Минобрнауки зачастую. Есть, конечно, частные, есть муниципальные. Но сейчас по-другому начинает выстраиваться работа. У меня ряд коллег постоянно находятся на связи. Собирают проректоров, ректоров. И люди-то отвечают тем, что… первые совещания знаете как проходили? «Ой, а нас никогда до этого не собирали, с нами никогда нормально не разговаривали».

Главная проблема была в коммуникации у государства с теми, от кого они что-то просят — со своими подведомственными учреждениями, и так далее. Сегодня мы идём по пути того, чтобы эту проблему решить. Это ключевой момент.

Е.ВОЛГИНА: Подождите. У государства не было что — запроса на то, чтобы вузы выпускали… скажем так, какой был запрос у государства? Вузы должны выпускать лояльных к государству людей, вузы должны выпускать исключительно думающих людей? Иногда это вещи почему-то в нашем государстве противоречивые. Почему-то принято считать, что среди думающих людей очень много противников режима. А если это не противник режима, значит, это дурак недалёкий.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Смотрите, на примере Высшей школы экономики — вуз, который я закончил — я объясню.

Е.ВОЛГИНА: Давайте.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Долгое время никто…

Е.ВОЛГИНА: Да вы «их» будете.

Б.ЧЕРНЫШОВ: МГУ я буду.

Е.ВОЛГИНА: Те самые, те самые, ничего себе.

Б.ЧЕРНЫШОВ: О-ля-ля.

Е.ВОЛГИНА: Как же вы так?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да, расскажу. Долгое время просто со студентами не работали внутри университета с точки зрения государственного мышления. Не рассказывали про государство, не занимались историей в правильном ключе, а отдавали на откуп преподавателям, за которыми особо не обращали внимания. То, что происходило в Вегасе, то, что происходило в аудитории, оставалось навсегда в этой аудитории. И эффект был совершенно разным.

Сейчас поменялся ректор, пришёл Никита Анисимов ректором Высшей школы экономики. И мы видим, как и протестный потенциал стал уменьшаться, потому что он лично вкладывает много сил и энергии, сам работает со студентами, разговаривает и отвечает на сложные вопросы, не избегает этих сложных вопросов со своей командой. У него прекрасный проректорат — Земцов и другие. И мы видим, как отношение внутри университета из ультраоппозиционного университета со студенческим таким, иногда отличающимся от определённого курса мышлением, Высшая школа экономики становится университетом, который занимается подготовкой кадров, который понимает, что нужно для государства. И студенты, самое главное, начинают обращаться с государством не только как с источником финансирования для того, чтобы они получили это образование и смотались за рубеж либо вели непонятно какую деятельность, а наоборот — что нужно от нас, давайте, мы готовы! Инициативно, проактивно подходят к тому, чтобы заниматься этой деятельностью.

Е.ВОЛГИНА: То есть вы считаете, что та же самая «вышка» стала такой не потому, что оттуда ушли сами — или их ушли — какие-то преподаватели, которые были изначально не согласны с режимом, но считали, что это такой островок свободы внутри диктаторского государства (это я утрирую, но некоторые так говорили). А на самом деле просто с этими людьми начали разговаривать.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Начали разговаривать.

Е.ВОЛГИНА: На понятном языке.

Б.ЧЕРНЫШОВ: На понятном языке. Знаете, я был в Воронежском государственном техническом университете. В пятницу встречались с молодыми учёными, много вопросов ключевых поднимали. Я благодарен ректору Проскурину за это. Мы прямо сели и на их языке начали говорить о проблемах. О проблеме с отсрочками — огромная история. Старшие, младшие научные сотрудники не имеют брони, а просто научный сотрудник имеет бронь.

Зарплата в 20 тысяч рублей для молодого парня, который приходит работать на кафедру. Мы сейчас и с Минобрнауки, и внутри самого университета, через систему управления финансовыми потоками нашли выходы, как увеличить туда, история, связанная с увеличением.

Е.ВОЛГИНА: Вы говорите, приводите ситуативные примеры, а я говорю о…

Б.ЧЕРНЫШОВ: Конечно! Из этих ситуативных примеров и складывается отношение к государству: тебя слышат или тебя не слышат, ты нужен стране или не нужен стране. Когда у нас другой формат ректоров, которые не сидят у себя в кабинетах, формируется, которые ходят, приходят, слышат и работают, тогда другой подход.

Е.ВОЛГИНА: Борис Александрович, вы знаете, до некоторых ректоров дозвониться сложнее, чем на прямую линию Владимиру Путину.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Знаю, знаю.

Е.ВОЛГИНА: Борис Чернышов с нами — зампред Государственной думы, партия ЛДПР. Новости, продолжим через пять минут.

 

НОВОСТИ

 

Е.ВОЛГИНА: 15:35 в столице. Радиостанция «Говорит Москва», у микрофона Евгения Волгина. «Умные парни» у нас программа, Борис Чернышов с нами — зампред Государственной думы, партия ЛДПР.

Так, Андрей говорит: 30 лет плевали на образование, разрушая, по возможности, всё и вся в государстве. А жареный петух наконец-то клюнул, и задумались: а кого же выпускает всё-таки высшая школа.

Вот эта история на самом деле, заявление Мединского неоднозначное, хотя люди, которые журфак оканчивали, тоже говорят, что это всё очень странно, и почему так, и вообще это должен быть оплот оппозиции. Почему оплот оппозиции, непонятно. Потому что даже элементарно люди мысли свои излагать не умеют, а уже говорят: «мы — оплот оппозиции».

Смысл в том, что не получится ли сейчас у нас некая охота на ведьм? Изначально-то идея хорошая, чтобы взращивать патриотически настроенных людей, чтобы они мыслили в духе государства, чтобы они делали для государства, а не стремились свалить за границу. А в итоге всё сведётся к тому, что «ты так о Путине высказываешься или не так? Я где-то слышал, что ты не так высказался. Ну-ка, давай отсюда, с кафедры. Хотя ты, конечно, талантливый, но нам надо отчитываться». Упрощение. Иногда система к этому стремится.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Вы хотите мой ответ на это?

Е.ВОЛГИНА: Да.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Конечно, получится.

Е.ВОЛГИНА: Получится?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Конечно, получится. Мы ж всегда хотим найти какого-то крайнего человека. Вот там заболел кто-то — мы ищем, а вот сглазил, наверное. То, что человек пил годами, десятилетиями, цирроз печени или что-то ещё — наверное, сглазил человека.

Е.ВОЛГИНА: Нет, это всё из-за телефона же, говорят обычно.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Из-за телефона, да. Из-за телефона получилось так. А что? Не то смотрел.

На самом деле, главная наша задача — всех граждан, здесь уже не получится отсидеться — это максимально пытаться не упрощать, а, наоборот, разумно подходить ко всему. Вопрос патриотизма — а что такое патриотизм, или что такое традиционная ценность?

Е.ВОЛГИНА: Я не знаю, что такое.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Это всегда такая сложная материя, за которую можно посадить, дать срок, оштрафовать.

Е.ВОЛГИНА: Нет, даже не понятна, вот про традиционные ценности раз вы заговорили, эта история уполномоченного по правам ребёнка при президенте Марии Львовой-Беловой, которая предлагает законодательно запретить распространение информации, которая ставила бы под сомнение традиционные семейные ценности. Тут, значит, книжники тоже спохватились, говорят: слушайте, а у нас есть классические произведения. Володин говорит: нет, нет, с Набоковым тоже всё нормально. Но вроде там описание есть. Нет, это другое, потому что классика.

В итоге получается: люди развелись — это нарушение традиционных ценностей? Наверное, да.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Вообще, Евгения, с детьми поглядывая всякие истории, связанные с Чебурашкой и Крокодилом Геной, что-то можно усмотреть, если у тебя что-то не то с головой. Мы должны в погоне за защитой ценностей понимать одну вещь…

Е.ВОЛГИНА: Да они у нас и так есть, что защищать-то.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Лишь бы всё это не превратилось в охоту на ведьм. Я сегодня стал соавтором закона о запрете пропаганды ЛГБТ.

Е.ВОЛГИНА: А она у нас есть?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Это правильная история. Но главное, чтобы к этим вещам всё не налепливать. Что такое традиционная ценность? То, что написано в «Домострое», у нас традиционная ценность?

Е.ВОЛГИНА: Для кого-то да.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Для кого-то да.

Е.ВОЛГИНА: Смотрите, я разведённая женщина. Я противоречу традиционным ценностям? Наверное, да. Надо было страдать и всё.

Б.ЧЕРНЫШОВ: А вы были венчаны?

Е.ВОЛГИНА: Нет, конечно.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Ну, вот уже попрали, в самом начале. Может быть, ваш развод — это попытка исправиться. Это очень сложная история. Я об этом думаю. Самое главное здесь — оставаться в своём уме и со своей головой.

Е.ВОЛГИНА: Вот в этом большая проблема, Борис Александрович, понимаете. Благими намерениями. Потому что изначально-то, может быть… каждый, к сожалению, понимает по-своему. И в итоге выяснится, что желать одного ребёнка — это не традиционные ценности, потому что «а надо уже сразу троих».

Б.ЧЕРНЫШОВ: Ерунда всё это, не троих. Уже надо 70, и бороду. Вот я бороду уже отпускаю.

Е.ВОЛГИНА: Да? А 70 детей у вас есть уже?

Б.ЧЕРНЫШОВ: У меня пока два. 68, и всё будет нормально. Самое главное в этой истории для нас, для законодателей, — работать по каждому случаю. Потому что…

Е.ВОЛГИНА: Да система нужна, по какому каждому случаю, ну вы закон принимаете.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Нет, нет, я про это и говорю. Надо работать по каждому случаю, чтобы в том законе, который в итоге выйдет к третьему чтению, у нас был исчерпывающий и нормальный список. Чтобы данные законы не становились…

Е.ВОЛГИНА: А вы как это видите? Традиционные ценности — это что?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Нет, я про пропаганду подписывал, я стал соавтором по двум вещам, я объясню свою логику.

Е.ВОЛГИНА: Давайте, да.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Первое: в законе наконец-то достаточно чётко прописана история по поддержке наших двух гендеров. Я против того, что… сколько там — 50, 40 гендеров? Вот это для меня непонятно.

Е.ВОЛГИНА: Я не знаю сколько. Так вот к нам это не придёт.

Б.ЧЕРНЫШОВ: И второй момент… подождите, это всё Окно Овертона: сначала мы похихикали, а затем внемлем Всемирной организации здравоохранения, которая говорит о том, что чуть ли в плановые операции можно не вписывать историю по смене пола в детском возрасте. Вот это мне непонятно. Я никогда это не приму.

И второй момент, который здесь есть, в этом законе, — это серьёзная ответственность за педофилию. Вот поэтому я и стал соавтором данного закона.

Е.ВОЛГИНА: Не поняла, в смысле, в самом законе будет прописано ужесточение наказания за педофилию?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да, за пропаганду в том числе педофилии. Вот это для меня ключевые моменты и ключевые рамки, которые я не могу переварить просто как человек.

Е.ВОЛГИНА: Понятно. Тогда я по-другому спрошу. Я человек, который работает со словом. Я понимаю слово «пропаганда» — это некий призыв. То есть если будет кто-то ходить и говорить, например… что считается пропагандой? Человек говорит: педофилия — это круто, делай как я., что-то такое. За это его будут сажать, или что?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да, я скажу.

Е.ВОЛГИНА: А если Набоков с «Лолитой»? Почему это не педофилия и не пропаганда?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Я не понимаю, почему что-то, а не что-то. Я расскажу, почему для меня это отозвалось.

Недавно один из министров кабинета министров в Бразилии, по-моему, извините, если какой-то другой страны. В общем, призвал к тому, что педофилия это… извините, если я кого-то оскорбил, не того назвав. В общем, в Южной Америке была история, дискуссия, в которой этот чиновник, чиновница говорила о том, что педофилия — это всего лишь заболевание, и это такое проявление любви. Вот для меня это, считай, и пропаганда, и абсолютно несносная вещь, с которой мы будем бороться в нашей стране. Да, будем бороться. И трансляция всего этого дела тоже является тем самым пропагандой.

Е.ВОЛГИНА: А какая трансляция? У нас никто не транслирует педофилию.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Ну, все показали, чуть ли не федеральные каналы это начали смаковать обсасывать и рассказывать об этом. Вот это мне непонятно.

Е.ВОЛГИНА: Подождите, то есть если мы будем, например, выставлять дураком человека, который так сказал, то, соответственно, мы будем участниками пропаганды педофилии?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Мы являемся, если мы постоянно обсасываем, рассказываем и обсуждаем это в федеральном эфире, с участием огромного количества экспертов, мы так или иначе и осуществляем эту пропаганду.

Е.ВОЛГИНА: Нет, а вот здесь, смотрите, здесь я с вами поспорю. Потому что, Борис Александрович, одно дело вырезать кусок этого странного интервью, например, и говорить, что этот человек сказал глупость и неправду потому-то, потому-то, и наука говорит иначе, и вообще у нас наказание…

Б.ЧЕРНЫШОВ: Логика вообще говорит об этом.

Е.ВОЛГИНА: Да. То, соответственно, почему это надо считать уже пропагандой?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Потому что мы такую точку зрения вообще пускаем, что это вообще возможно — вся эта ерунда. В общем, это моя позиция, о которой я говорю, почему я стал соавтором данного закона.

Е.ВОЛГИНА: А я вас как человек, который будет потом читать этот закон, логично могу спросить, я человек, который работает со словом. Это всё равно чтоб была логика Роскомнадзора, чтобы помечать все запрещённые в России организации и называть их запрещёнными в России организациями, потому что если ты не скажешь слово «запрещённая в России организация», то, соответственно, все пойдут в эту организацию завтра. Ну, это же бред.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Не бред. Это не бред, с моей точки зрения.

Е.ВОЛГИНА: То есть если сказать, что какая-то организация, и забыть слово «запрещённая в России», то туда сразу пойдут.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Ну, не надо.

Е.ВОЛГИНА: Я же не призываю туда идти.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Смотрите, опять же, в каком контексте мы это говорим.

Е.ВОЛГИНА: Вы говорите, что говорить вообще нельзя.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Вопрос контекста, вопрос поднятия этих тем. Окно Овертона. Смотрите, начиналось. Я недавно презентовал мониторинговый доклад о нацификации образования на Украине. Вот Бандера, Шухевич, они, говорили в некоторых хуторах в начале 90-х, герои. Все говорили: как вы так смеете? Вся Украина говорила: как вы смеете это всё? А сейчас на Украине, в современном этапе, за отрицание их героизма сажают. А начиналось всё с шуточки и разговорчика о том, что «ой, ну они такие вот, мы в нашем хуторе считаем».

Е.ВОЛГИНА: Нет, подождите, это вопрос разъяснения и купирования, а не то, что не надо произносить слово «Бандера», иначе все сразу станут бандеровцами.

Б.ЧЕРНЫШОВ: А, вот мне написали: Испания, Ирене Мария Хиль, министр равных возможностей. Вот такая история.

Е.ВОЛГИНА: Ну и ладно, бог с ней. Нет, я к тому веду, что всё зависит от контекста. Я вам привела пример контекста, как это обсуждать. А вы говорите, что об этом вообще говорить нельзя, потому что иначе…

Б.ЧЕРНЫШОВ: Потом это всё вырывается из контекста и показывается, и транслируется.

Е.ВОЛГИНА: А для этого нужны грамотные журналисты, которые умеют не вырывать из контекста ради кликабельности, вот и всё.

Б.ЧЕРНЫШОВ: И где мы их будем готовить?

Е.ВОЛГИНА: Где мы их будем готовить?

Б.ЧЕРНЫШОВ: В Московском государственном университете, на факультете журналистики.

Е.ВОЛГИНА: Конечно, когда институты все остальные, которых Владимир Мединский считает нехорошими людьми, понятно.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Нехорошими людьми.

Е.ВОЛГИНА: Я к тому веду, Борис Александрович, что такое явление есть, а слова нет. Это про то же самое. Я понимаю, что люди, которые пишут законы, может быть, как раз и…

Б.ЧЕРНЫШОВ: В условиях информационной войны, которая идёт…

Е.ВОЛГИНА: Надо уметь разъяснять в условиях информационной войны.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Надо уметь разъяснять, правда.

Е.ВОЛГИНА: А не запрещать говорить!

Б.ЧЕРНЫШОВ: Вопрос не про запрещение говорить, а вопрос про то, что вообще эту информацию, которая идёт, сверхнегативную, сверхпреступную информацию нужно купировать как можно больше. Появляясь, явление в общественном сознании так или иначе будет искать какое-нибудь отверстие, что называется, в этом чане, через которое может, как дым, выйти. Всё это бурлящее, бурлящее в общественном сознании, которое туда будет подкидываться, подбрасываться новые дровишки, так или иначе, разорвёт всё.

Е.ВОЛГИНА: Дети участников Великой Отечественной войны играли в фашистов и нацистов и красноармейцев. Но они не стали поголовно фашистами и нацистами. Но у них было это в играх, понимаете: красноармеец стреляет в фашиста, и так далее. Им не запрещали слово «фашист», «нацист». Им говорили, что это плохо, и они играли в то, что фашист и нацист — это плохо. Вот и всё.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да, играли. И некоторые из тех, кто доигрался в Киеве, доигрались потом на Майдане.

Е.ВОЛГИНА: Ну, это плохие люди.

Б.ЧЕРНЫШОВ: И потом эта вся история пошла дальше.

Е.ВОЛГИНА: А если бы этого не было, то что?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Нет, я не говорю, что главной причиной того, что сейчас нацифицирована Украина, являются игры в фашистов и красных офицеров.

Е.ВОЛГИНА: Я к тому веду, что, когда законы пишутся, вот лично я как человек, который работает со словом, у меня сразу возникает вопрос: чего хочет Государственная дума? Они отменили слово — и явления такого нет? Никогда! У нас запрещено убивать, но люди убивают, к сожалению.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Государственная дума, принимая подобный законопроект, стремится к тому, чтобы явление, о котором принят тот или иной закон, было как можно больше минимизировано. И чтобы те люди, которые всё-таки идут на совершение преступления, были наказаны по всей строгости закона. Вот это логика принятия закона.

Е.ВОЛГИНА: Как бы не перегнуть палку.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Тоже возможно, это жизнь. Но здесь для этого и есть депутаты Государственной думы, есть прокуратура, есть органы следствия, которые должны заниматься этими делами, брать на свой парламентский контроль. Вот случай сейчас у нас был.

Е.ВОЛГИНА: Какой?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Учителя увольняют за то, что четыре гнилых дерева спилил в Краснодарском крае, на юге страны. Спилил, за это ему вменяют наказание. Я, как депутат Госдумы, взял на свой контроль это всё, и сейчас занимаемся тем, чтобы убрать это наказание с учителя. У нас на учителей самое большое выпадает давление сегодня.

Законы прописаны хорошие. Но если ситуация случается, нам нужно отстаивать права и законные возможности этих людей.

Е.ВОЛГИНА: Так поэтому изначально, может быть, стоит каким-то образом в законах прописывать именно всё, а не чтобы это тянулось, как каучук какой-то.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Невозможно прописать в законах всё. Невозможно. Дышать с таким количеством вдохов в минуту, смотреть на одну сторону, а не на другую. Это невозможно.

Е.ВОЛГИНА: Мы говорим про явление, не перегибайте.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Это невозможно — всё прописать в законах.

Е.ВОЛГИНА: Ну, смотрите: демонстрация фильмов и литературы, целью которых является формирование равнозначности нетрадиционных и традиционных отношений подпадает под наказание, предусмотренное… тра-та-та, пропаганду и тому подобное, говорит Александр Хинштейн.

А книга и фильм «Географ глобус пропил» читали, смотрели?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Не читал, не смотрел.

Е.ВОЛГИНА: Не смотрели, не читали. Вот там тоже возникают вопросы. Кто-то из ваших коллег-депутатов говорит: знаете, как там называлось-то… «Лето в пионерском галстуке» — это пропаганда плохая. А если это пресловутая «Лолита» Набокова — это не пропаганда. Как понять, что одно?..

Помните этот закон, когда ограждали детей от плохой информации…

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да, да.

Е.ВОЛГИНА: И начали книжки маркировать?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Маркировать, да.

Е.ВОЛГИНА: И в итоге что, чтобы ребёнок в 14 лет прочитал «Войну и мир», за него мама должна получить эту книжку. Потому что она промаркирована.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Ну, это перегибы, это есть перегибы.

Е.ВОЛГИНА: Ну вот.

Б.ЧЕРНЫШОВ: С этими перегибами мы боремся, теперь уже маркировки нет этих книг.

Е.ВОЛГИНА: Там нет?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Нет, всё. Поработали над этим специально. Есть перегибы, есть перегибы, которые были в маркировке. Когда это доходит до уровня, который уже предполагает изменение текущей ситуации, — да, это меняется. Есть проблема в этой системе управления. Но, опять же, нельзя те или иные причины пагубные, которые бьют по всему обществу, оставлять без какой-то реакции. Ну, если есть перегибы, значит, ничего не будем делать. Нет, будем делать! Будем делать и работать.

Е.ВОЛГИНА: Наш слушатель говорил, он посмотрел фильм, условно говоря, «Горбатая гора» — не потянуло. Прочитал «Лолиту» — тоже не потянуло. Где находите здесь всё-таки пропаганду? Сам факт выпуска подобного рода произведений может стать пропагандой, или если кто-то выйдет и скажет: «это круто, смотри только это и больше ничего», тогда это пропаганда? Как вы это понимаете?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Я понимаю это, когда на огромное количество людей идёт трансляция информации, которая приводит к негативным последствиям и явлениям. Вот это я понимаю пропагандой.

Когда допускаются общественные организации, финансируемые из-за рубежа, которые несут ценности в среду несовершеннолетних с тем или иным посылом, влияют на них через проведение мероприятий, через проведение публичных событий и активностей, потом снимают об этом те или иные передачи или транслируют сюжеты, и это показывается огромному количеству людей, формируя тем самым общественное мнение.

Я уже говорил, стоит только открыть Окно Овертона. Потом мы и моргнуть глазом не успеем, за несколько лет, за пятилетие, за десятилетие пройдут… не для всего общества, не всё ж плохое общество на Украине, не все ж плохие люди. Но часть людей действительно сейчас на Украине инфицирована нацизмом. Такие люди есть.

Е.ВОЛГИНА: А знаете, почему это получилось?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Почему?

Е.ВОЛГИНА: Потому что хорошие пиарщики, джиарщики и рекламщики, коими считаются Соединённые Штаты Америки, умудрились найти такие…

Б.ЧЕРНЫШОВ: Смыслы и подходы.

Е.ВОЛГИНА: Да. И смогли это сделать. Значит, вопрос исключительно смыслов, как вы говорите, и подходов. Надо уметь говорить на другом языке, а не запрещать всё подряд. Я не говорю про педофилию — это точно надо запретить и вообще карать по всей строгости закона. Но я говорю о том, что наша проблема заключается в том, что мы пишем кондовые, уж простите, законы…

Б.ЧЕРНЫШОВ: Правильно.

Е.ВОЛГИНА: Требуем кондового исполнения, а что там будет, неважно, потому что главное — перед начальником отчитаться.

Б.ЧЕРНЫШОВ: И даже переисполнение, я согласен с вами на 100%. С одной стороны мы должны действительно перестроиться для того, чтобы нести смыслы, нести другой формат работы и с молодёжью, показывать интересные для них фильмы. Если кто-то по своему уровню, возрасту, развитию не дошёл до того, чтобы посмотреть какую-то советскую классику, которая нравится кому-то, нельзя впихивать это всё. Потому что кому-то может не понравиться. Но, напротив, для широкого круга лиц мы должны искать подходы и фильмы.

Но, с другой стороны, мы тоже должны защищаться и огораживаться от событий. Да, они найдут, они прекрасно найдут смыслы, и подходы к тому, чтобы донести ту или иную информацию. Вся индустрия Голливуда, фильмов про супергероев, в которых борется глобальное хорошее против глобального плохого, вкрапляются те или иные события, которые влияют на тех людей, которые это смотрят, на молодёжь очень сильно влияют.

Е.ВОЛГИНА: А мы не знаем, на каком языке с ними разговаривать, правда?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Есть такая проблема.

Е.ВОЛГИНА: Знаете, мне вообще вся эта история напоминает, когда вы говорите про перегибы и прочее, был сорок какой-то год — 47-й, 48-й, когда Эренбург представлял свой роман нашумевший, и его прямо Союз писателей поднял на вилы практически: фу, ужас и кошмар, да вы что.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Да, да.

Е.ВОЛГИНА: Потом приходит письмо, написано: «господин Эренбург, всё классно, мне очень понравилось», подпись: Иосиф Сталин. И все зааплодировали.

Б.ЧЕРНЫШОВ: И Сталин. Все зааплодировали.

Е.ВОЛГИНА: Ну, всё теперь, как круто, так ты же герой, товарищ Эренбург.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Такая же история была у Радзинского, «101 страница о любви» его произведение. Фурцева сначала собрала всех и говорит: «пока в наше время идут разводы, такой фильм про такую-то продажную даму». А потом начали обсуждать, она изменила позицию… и все повторили то, что она сказала в первый раз. Потом она изменила позицию, все остальные запели: «господи, какое хорошее произведение, давайте выпускать, особенно в это время, когда столько разводов, история о чистой любви, она так необходима нам всем».

Все люди поют под то, что говорят серьёзные лица. И вот эта история про Эренбурга показательна. Спасибо, Евгения, что вы это сказали. И будут такие же вещи, они у нас в стране бывают. Но нам надо учиться искать другой язык, общаться с широкими массами, с молодёжью. Чтобы не уезжала она из страны, а понимала, что её услышат и в случае чего помогут. Вот это ключевая позиция.

Но закон этот не отменяет всё, о чём мы с вами поговорили. Здесь у вас, видите, правильный лозунг у «Говорит Москва»: «Слушать. Думать. Знать». Мы должны услышать людей, которые сейчас хотят, чтобы они были услышаны, которые уезжают, покидают, не понимают, что сейчас происходит. Мы должны знать их проблемы и, по большому счёту, думать о том, как с ними говорить по-другому. Совершенно другая государственная политика начинается.

Е.ВОЛГИНА: Хорошо, вот этот закон примут уже. И, я насколько понимаю, закон о запрете пропаганды нетрадиционных отношений — это всё… есть у нас по поводу детей, а это распространяется вообще. У нас уйдут с экранов телевизоров артисты, мужчины, которые одеваются в платья и красят ногти — их не будет? У нас не будет в прокате просто вот возможности где-то купить какую-то книжку, где что-то всё это неоднозначно, или как это будет выглядеть?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Ну, соответственно, после принятия данного законопроекта люди, которые производят контент и транслируют его и на государственных каналах, и на тех платформах, которые относятся в этому, будут выбирать контент, который они будут размещать, исходя из тех требований, которые указаны.

Е.ВОЛГИНА: Так они и это делают, потому что есть другие законы у нас, которые фактически дублируют вот это.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Опять же, есть определённые фильмы, которые и транслируются под разными маркировками, где есть сцены насилия или чего-то ещё, на которые и так не допускаются, условно, в кинотеатрах по закону несовершеннолетние, дети, лица до определённого времени.

Е.ВОЛГИНА: А сейчас и вообще будет…

Б.ЧЕРНЫШОВ: Но из проката содержание, которое не предусмотрено или предусмотрено данным законом, будет изыматься. И это правильно, это правильно.

Е.ВОЛГИНА: Будет изыматься, и не будут показывать.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Не будут показывать, да.

Е.ВОЛГИНА: Не будут показывать, и будет хорошо.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Будет лучше.

Е.ВОЛГИНА: Будет лучше. А сейчас прямо есть опасность?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Слушайте, можно, конечно, утрировать и говорить: есть опасность, нет опасности.

Е.ВОЛГИНА: Нет, почему, я серьёзно спрашиваю, если вы закон принимаете.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Но действительно сейчас в ряде сюжетов, или фильмов, или того контента, который транслируется, действительно есть вещи, которые подпадают под данный законопроект.

Е.ВОЛГИНА: Блогеры-мужчины, которые рассказывают, как женщинам наносить правильно макияж и показывают это на себе, подпадают под это?

Б.ЧЕРНЫШОВ: Я не видел, я не знаю, что они там показывают и рассказывают.

Е.ВОЛГИНА: Ну, макияж наносят себе.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Я не могу судить. Может, они себе руку покрасили.

Е.ВОЛГИНА: Не руку, лицо.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Я не знаю, что это.

Е.ВОЛГИНА: Ещё не знаете. Как много вам всего нового может открыться.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Как много мне нужно изучить на платформе YouTube.

Е.ВОЛГИНА: Борис Чернышов был с нами — зампред Госдумы, партия ЛДПР. Борис Александрович, спасибо. Ждём снова.

Б.ЧЕРНЫШОВ: Вам спасибо. Приглашайте.

Е.ВОЛГИНА: Далее рубрика, потом Юрий Будкин.